- 6 -
Потом опять пошли будни молодого пролетария, я сменил в транзисторе батарейки и он сказал, что в совке (!) шахтеры(!!) бастуют(!!!), это было уж совсем ново и неожиданно, но оказалось, что шахтеры тоже политикой заниматься не хотят, а хотят завтра же жить лучше, чем господин Пирволяйнен, и мне скоро стало все равно и не стыдно перед Эдькой, и я решил, что подготовительный этап слишком затягивается, и в тот же вечер свернул наш с Пирволяйненом-младшим треп с музыки на уличных музыкантов. Эрик описал, где они часто водятся, и я – с Дайной или без – вместо ночных пиццерий брал гитару и шел искать. Но поздним вечером мало кто выступал по улицам – если не сами закруглялись, наигравшись за день, то полиция просила из-под жилых окон, в которых господа финны готовились отойти ко сну. Одиночки в мои планы не вписывались, два вечера подряд я слушал небольшой диксилендик из людей солидного возраста и прикида, но это были простые трудяги, днем пахавшие на постоянной работе, а после собиравшиеся поиграть для души и нескольких прохожих – клево, кайфово, но мне тут делать нечего, и на четвертый вечер я прошел мимо них дальше по людной, залитой неоновым светом, но не шибко музыкальной площади, мимо двух полуобритых и клепаных ребят, творивших акустический панк, и стайки таких же ребят и девчат, это дело слушавших, что-то напутал в эрикиных объяснениях и с полчаса плутал по официальным улицам, офонарел, наткнувшись на посольство ЮАР – а нас-то уверяли, что с ними никто не водится, еще поплутал, понял, где нахожусь и в конце концов выбрался на площадь, где еще ни разу не был.
Здесь тоже было много света, много рекламы, и очень много для этого часа людей, в одном углу заросший волосами похлеще меня, но тщательно побритый тип пел некую балладу, аккомпанируя себе на маленьком электропиано, подключенном к моей несбыточной мечте – кубику “Маршал”, в другом аккуратный буржуазный старичок в котелке крутил ручку такой же аккуратной буржуазной шарманки, в третьем... в третьем углу стояли трое хиппатых парней – один с контрабасом, другой с бонгами, третий с саксом, и играли разные известные вещи. С таким составом получались очень интересные интерпретации, которые я с удовольствием слушал и все отчетливее понимал, что здесь явно не хватает еще одной важной составляющей. Гитары, например. Ребята играли, как позже выяснилось, решительно все – от самых свежих хитов до Баха и Моцарта (Моцарт на саксе – по-моему, очень клево), а в данный момент они играли “Бал дровосеков”, и я молча передвинул гитару со спины на живот, прикинул, с какого аккорда включиться, встал лицом к лицу с саксофонистом и включился.
Мы долго, импровизируя на ходу, играли “Бал дровосеков”, потом, перемигнувшись и окончательно поняв друг друга, сыграли “Хелло, Долли”, и “Желтую подлодку”, и “Земляничные поля”, и “Кокаин”, и я с чувством глубокого удовлетворения отметил, что и аплодисмент пошел активнее, и публики прибавилось, и монет с бумажками в открытом футляре сакса тоже прибавилось*, так что когда троица объявила антракт, я сказал сакраментальное: “Do you speak English?”. Басист на приличном, почти как мой, английском отозвался, и я спросил, не кажется ли им, что с гитарой лучше, и саксофонист через басиста сказал, что с гитарой действительно лучше, и он не будет против, если я войду в долю. Басист тоже был не против. Ударник промолчал. Саксофонист – как потом выяснилось, официальный лидер трио – уточнил, что это ненадолго, к сожалению, потому что наступило лето, сезон гастролей, и они через неделю снимутся с якоря – ? – сначала в Амстердам, потом, наверное, в Париж, ну и так далее. Я взвыл от радости, забыл половину английских слов, которые знал, потом вспомнил и заявил, что это мне и нужно, именно ради такого путешествия я путем скромного обмана выбрался из ЭСЭСЭСЭР (“W-where are you from???” – “USSR, Russia” – “???”,”!!!”), и если меня возьмут, я поеду, но я не один, на флэту ждет моя девушка.
- Она на чем-нибудь играет? – спросили меня.
- На мне. И еще на губной гармонике.
Басист сказал “OK”. Саксофонист слегка подумал и тоже сказал “OK”. Ударник промолчал.
Саксофонист был Минкус. Ударник, протянув руку для пожатия, сказал: “Урхо”, и это было почти все, что он сказал за все время наших совместных странствий. Басиста звали по-библейски – Иеремия. Минкус и Иеремия – дуэт, который существует со времен учебы в колледже и к которому то и дело кто-нибудь присоединяется, вот и два месяца назад к ним присоединился Урхо, бродячий ритмач, на полном серьезе исповедующий буддизм и собирающийся добраться до Тибета. А я Макс, вери глэд.
Потом мы поговорили о деталях, допили пиво и еще поиграли – вокруг были магазины и забегаловки, никакого жилья, и мы никому не мешали спать, и нас никто не гнал, вокруг ходили самые разномастные финны и не финны, мажоры, хиппы, панки, панкующие мажоры, хиппующие интеллигенты, никто ни на кого не орал, никто никому морду не бил, прогуливающийся неподалеку полицейский откровенно тащился от нашей музыки, и совершенным бредом казалась та баба образца развитого социализма, благодаря которой я и оказался здесь. Кажется, уже в этом году, да, в феврале, в одном из подземных переходов Москвы волосатик в коротком полупальто-полукуртке и с гитарой собрал вокруг себя, исполняя БГ и Шевчука, небольшую аудиторию, а потом, отвечая на вопросы непонятливых, повел речь о современной культуре, и случившаяся мимо дама с авоськой, услышав это слово, решила проявить свою лояльность воплями типа “Культуура! Где твая культуура, ты на себя пасматри, сабака, на каго ты пахож, ты же дикабраз!!”. Собака-дикообраз, как и приличествует хиппу, не обращал внимания на эти мелкие неудобства, я (а она и меня сосчитала) тоже, глядя на нас и прочая публика не стала особенно реагировать, и это окончательно взбесило даму с авоськой, которая, срываясь уже на визг, заявила: “Расстреливать вас надо, расстреливать на месте!!! Щас я милицию позову, ани тебе пакажут, выблядок!!! Щас ани тибе пакажут!!!” и заторопилась прочь. А дикообраз по имени Саша сказал мне: “Пойдем лучше отсюда, она действительно может ментов привести, а они в перестройку не верят, на себе проверял”. И мы пошли.
Сначала мы зашли за моей гитарой, потом оказались на Пешков-стрит, потом почему-то в Останкино, потом у Белорусского вокзала, где долго – до после полуночи – играли и пели, к нам присматривалась вокзальная милиция, но мы ни людей, ни тем более денег не собирали, играли тихо, только для себя. Пошел снег, но мы не замечали ни снега, ни холода в своих полупрозрачных куртках, мы играли БГ и Цоя, и битлов, и “Крим”, и “Джефферсон Эрплэйн”, и даже кое-что из цеппелинов и “Флойда”, помогая себе голосом и свистом, и мажорно прикинутая парочка стояла и слушала, шепотом о чем-то переговариваясь, а когда я засвистел проигрыш между куплетами “Welcome to the machine”, они обнялись и закружились в вальсе среди летящего снега... Саша при всей своей хипповости учился в МАИ, и я потом не раз заходил к нему в общагу на Царева и мы устраивали в маленьком блоке большой сэйшн, там-то забредший на звон гитар и стаканов с вермутом крутой мэн рассказал, что в Прибалтике уже довольно давно финны и шведы потихоньку вербуют гастарбайтеров за очень крохотную плату, и для натурального хиппа это даже не окно, а почти ворота в Европу...
----------
* Врет и не краснеет! (прим. Дайн.)
